«Единственный смысл жизни – служение науке»

Зарисовка одного из учеников изображает Д. Л. Щербу во время чтения лекции на филфаке 1944-45г.

Вокруг Льва Владимировича Щербы всегда было очень много народа. Большая (14-16 человек) семья – широкий кругозор, самые различные профессии, интересно жить. Семья была открыта любому человеку в любое время суток. Все потомки унаследовали эту тягу к открытому дому. Единственный смысл жизни – служение науке – тоже передался по наследству через три поколения, независимо от профессии. Самые от природы мягкие люди становились жесткими в работе по науке. «Снобизм, гордыня, занудство», – жаловались начальники и ученики.

Во время эвакуации судьба свела Л. В. Щербу с философом-марксистом, когда-то убежденным ленинцем, латышским коммунистом А. П. Спунде. Спорили они ночи напролет. Спунде утверждал, что никакая наука не может вершить прогресс без партийной ориентации. Необходимо принадлежать к той партии, которая борется за счастье всего человечества, а иначе – ты эгоист¹. Щерба же был убежденным сторонником аполитичности науки, искусства и глобальности духовной жизни человечества, полной ее независимости от границ государств. Служение науке и искусству определяет шаг спирального развития интеллекта человечества.

Потомки Л. В. Щербы продолжили занятия лингвистикой.

Лев Владимирович Щерба с женой Татьяной Генриховной Щерба( урожденной Тидеман).

Старший сын, Дмитрий Львович Щерба, родившийся в 1907 году в Париже, учился на кафедре романо-германской филологии филфака ЛГУ, который закончил в 1929 году. Там же он работал ассистентом до 1941 года. В 1942 году в Саратове, где находился эвакуированный филфак, защитил кандидатскую диссертацию по поэзии Рембо. Работал доцентом, читал курс «Зарубежная литература». Умер от рака осенью 1948 года. На похоронах его несли на руках из актового зала филфака вниз по парадной лестнице, и лестница была похожа на стекающие вниз потоки людей. Спустя 49 лет, в 1997 году его ученики, съехались на семинар его памяти.

Мои личные воспоминания касаются его занятий со студентами дома, когда он уже редко мог подниматься с постели. Кроме студентов приезжала профессор Маргарита Ивановна Матусевич, они вместе составляли французско-русский словарь, а я сердилась, так как они часто спорили, и я считала, что она папу обижает. Отец был очень веселым, остроумным человеком. Три года болезни с непрерывными болями, самые страшные годы жизни моей матери, для меня были самыми счастливыми: отец часто был дома, он что-то рассказывал, рисовал, сочинял смешные стихи по всякому поводу.

Татьяна Генриховна Щерба с сыновьями Дмитрием и Михаилом

Жена Дмитрия Львовича, Ирина Андреевна Щерба, урожденная Бухтеева (1903-1997), поступила на филфак ЛГУ после того, как была вынуждена уйти со второго курса консерватории (у нее был абсолютный слух и голос обуховского тембра) из-за анкеты: ее отец был потомственным инженером-путейцем. Окончила университет в 1929 году, работала старшим преподавателем на испанском отделении кафедры романо-германской филологии филфака ЛГУ. Свой испанский язык она усовершенствовала во время войны, работая в испанском детском доме в городе Молотовске (Нолинске) в эвакуации.

Внучка Льва Владимировича, Галина Михайловна Щерба (1935-2003) проработала всю жизнь старшим преподавателем на французском отделении кафедры романо-германской филологии ЛГУ. Она занималась вульгарной латынью и защитила кандидатскую диссертацию в 1968 году.

Правнук Льва Владимировича (внук Д. Л. Щербы), Дмитрий Михайлович Буланин (ученик Д. С. Лихачева), работает ведущим научным сотрудником Пушкинского дома. Его кандидатская и докторская диссертации посвящены древне-славянской литературе.

Дмитрий Львович ЩЕРБА

Врастание

Нас сажают листвою в землю,
Зеленой вершиной в могилу;
Трепетаниям нашим не внемлют
Садоводства рутинные силы,

Лепесточками губ и век
Вплотную к потной и черной.
И, чтоб ветер пожег и посек,
Корешки в небо выдергивают.

Мещанин-садовник, время,
Бытовою лопатою, властно,
Зарывает ясное темя
Молодого зеленого ясеня.

Тяжело обращение соков!
Загнивают тычинки и пестики,
Корешки нежные сохнут,
И растение – только не взбесится!

Ничего, я не первый в жизни;
А зато, как занятно,
Когда всем окружающим ближним
Улыбнусь распустившейся пяткой.

Charles d’Orléans (1394-1465)

Rondel

Le temps a laissé son manteau
De vent, de froidure et de pluie
Et s’est vêtue de broderie,
De soleil luisant, clair et beau.
Il n’y a bête, ni oiseau
Qu’en son jargon ne chante ou crie :
Le temps a laissé son manteau
De vent, de froidure et de pluie.

Rivière, fontaine et ruisseau
Portent en livrée jolie
Gouttes d’argent d’orfèvrerie
Chacun s’habille de nouveau.
Le temps a laissé son manteau.

Карл Орлеанский

Рондо

Перевод Галины Михайловны Щерба

Сняла природа свой покров
Дождя и ветра и простуды
И нарядилась в изумруды
Расшитых золотом шелков.

Зверей и птиц весенний зов
В полях, в лесах звенит повсюду:
Сняла природа свой покров
Дождя и ветра и простуды.

А вдоль зеленых берегов
Плывут серебряные блюда
Из капель – ожерелий груды
И никого нет без обнов –
Сняла природа свой покров.

Фотографии из архива Т. Д. Коломийцовой
(Публикация подготовлена
Марией РИВЕС.)

¹ Спунде (1892-1962) находился в ссылке за несогласие с генеральной линией партии. В 1954 году был реабилитирован и остаток жизни провел в Москве.